Рецензия: «Джунгли» устраивают сенсорную бомбардировку преображенного Каррена

Если вы уже бывали в «Карране», даже если вы посещали там представления всю свою жизнь, вы не узнаете театр во время «Джунглей».

Исчезло величие, ярусы балконов, высокий потолок, люстра. На их месте — ДСП и затхлый запах опилок. Множество импровизированных комнат, заставленных раскладушками, консервированными овощами и мешками с рисом, ведет к преображенному игровому пространству — никакой авансцены, а подиум, никаких плюшевых сидений в оркестре, а деревянные скамейки без спинок перед узкими деревянными выступами, на которых вас обслуживают. чай в чашке из пенопласта.

Для зрителей, находящихся ближе всего к сцене «Джунглей», этот подиум, спроектированный Мириам Бютер, мог бы служить гигантским общим столом в ресторане Салара (Бен Тернер), афганского беженца в лагере в Кале, Франция. Джо Мерфи и Джо Робертсон написали шоу, основываясь на нескольких месяцах жизни и создания театра в настоящем лагере беженцев и мигрантов.

Но на шоу, которое открылось в четверг, 4 апреля, нет покоя, особенно для зрителей, стоящих рядом со сценой. (Посетители также могут выбрать более традиционные, удаленные и поддерживающие поясницу сиденья в мезонине.) Режиссер Стивен Долдри и Джастин Мартин, «Джунгли» — это сенсорная бомбардировка, постоянное разжигание вашей реакции «бей или беги».

Ручной барабанщик может вклиниться так близко, что вам придется перенести свой вес, чтобы не получить синяков, но вы все равно будете чувствовать, что ваша плоть помогает усилить игру на барабанах. Пятнадцатилетний Норулла (Халед Захаби), тренируясь переправляться на грузовике в Англию, может прыгать и скользить по сцене, пока не окажется в сантиметрах от вашего лица. Химический запах сгоревшей петарды наполняет воздух, предупреждая слизистую оболочку ноздрей об опасности. Крики раздавались со всех сторон. Фонарики слепые. Раздается выстрел.

Шоу позиционирует вас как часть де-факто специальной Организации Объединенных Наций в миниатюре, которая собирается в ресторане Салара и представляет беженцев из Судана и Эритреи, Сирии и Ирана, когда они веселятся, сражаются, спорят и поддерживают друг друга, создавая система правления и дом из ничего, из чрезвычайной ситуации. Как им распределить палатки и сборные дома из морских контейнеров? Могут ли они провести собственную перепись населения, чтобы получить более точную картину своего населения, чем та, которую провели французы? Должны ли они сопротивляться, когда французское правительство их выселяет, а затем выселяет снова? Как им следует поступать с благонамеренными, но неуклюжими британскими нарушителями? Как им удается сохранять чувство собственного достоинства в условиях постоянного непостоянства, когда французы и остальной мир не считают их полноценными людьми, а их лагерь - реальным местом?

Как актеры привносят яркую уязвимость в эти жизненно важные вопросы, так и ваши коллеги-зрители. Стоящие друг к другу ягодицами, глядящие на вас через подиум, их расчет становится вашим. Когда кто-то отшатывается от того, что велосипед чуть не врезался в нее, а затем пытается отшутиться, готовясь к следующей почти аварии, это не развлечение и не злорадство. Это мог быть ты. И об этом говорит все шоу: это мог бы быть ты; это почти было.

Если у сериала есть какой-то недостаток, так это то, что в нем слишком много внимания уделяется британцам, которые страдают от предсказуемых корыстных слабостей и действуют как глаза, через которые предполагаемая западная, замкнутая аудитория может воспринимать иностранные народы и невообразимую ситуацию. Зачем нам нужна белая женщина на сцене, чтобы слушать боль чернокожего мужчины?

На самом деле, «Джунгли» (так назывался и реальный лагерь, существовавший с 2015 по 2016 год) уже совершенно ясно и красноречиво говорит с точки зрения самих просителей убежища. Речи Тернера в период Салара ощетинились и резали. У него есть врожденная уверенность альфа-самца, которая не требует громких слов, чтобы управлять. Он говорит только после того, как заставил других ждать его. Джон Пфумоджена в роли Окота, 17-летнего беженца из Судана, рассказывает о своей невыразимой жизни с вынужденной уравновешенностью. Это молодой человек, борющийся за сохранение бесстрастности, и он добивается этого. Когда Бет (Рэйчел Редфорд), британка, спрашивает его, как он выжил, Окот отвечает: «Мы этого не сделали. Это не мы». Его глаза отсутствуют.